-
11-11-2024, 11:59
-
11-11-2024, 11:55
-
7-11-2024, 11:04
Центральная Азия всегда была важным регионом с экономической и стратегической точки зрения, сотрудничество со странами ЦА выстраивают практически все крупные игроки на международной арене. С недавних пор в регионе активизировался еще один игрок – Азербайджан. Какие интересы Баку преследует в Центральной Азии, как к этому относиться России и другим игрокам – в интервью с Сергеем Маркедоновым, ведущим научным сотрудником Института международных исследований МГИМО МИД России, Центра евро-атлантической безопасности МГИМО МИД России.
– Активизация Азербайджана в регионе Центральной Азии – это новые веяния? Если да, то почему сейчас и в чем цель Баку?
– Первый тезис – я не считаю, что действия Азербайджана в Центральной Азии – это только то, что началось в 2021-2022 годах. Баку последовательно работает с этим регионом. Достаточно вспомнить, что Азербайджан входит в каспийскую пятерку, в которой также состоят две центральноазиатские страны – Казахстан и Туркменистан. Поэтому даже в силу географии Азербайджан «обречен» на присутствие в Центральной Азии.
Пожалуй, самая проблемная точка – это Туркменистан: еще в 1990-е гг. корнями уходит спор вокруг месторождений на Каспии. С Туркменистаном отношения у Азербайджана развивались зигзагообразно: были споры, было даже понижение уровня дипломатического представительства, но не полная заморозка дипотношений. Однако в дальнейшем, особенно после прихода к власти Ильхама Алиева, удалось переломить негативные тенденции.
Затем, во время знакового саммита в Актау в августе 2018 года, Азербайджан вместе с Казахстаном и Туркменистаном подписали Конвенцию о правовом статусе Каспийского моря, которую затем стали называть «Конституцией Каспия».
Таким образом, первая и наиважнейшая причина интереса Азербайджана к Центральной Азии – это Каспий.
Если говорить про экономические интересы Баку в регионе, то лучше всего взаимодействие выстроено с Казахстаном. И это перерастает в определенную политическую поддержку: если мы вспомним период вступления Армении в Таможенный союз, а затем в ЕАЭС, то у Казахстана были серьезные возражения против ее членства. Н.Назарбаев, занимавший в тот период пост президента Казахстана, напоминал, что у Армении и непризнанной Нагорно-Карабахской Республики нет границы, что затруднит таможенное регулирование. То есть Астана (сегодня Нур-Султан) не жестко, не прямо, но тем не менее оказывала поддержку Баку в плане территориальной целостности Азербайджана. И вообще линия центральноазиатских государств на территориальную целостность созвучна Баку.
Таким образом, помимо географической близости у Азербайджана в регионе есть экономические интересы, есть политические мотивы, общие как для стран региона, так и для Баку.
Кроме того, после победы во второй карабахской войне Азербайджан ощущает себя самостоятельной и самоценной единицей в Евразии.
Для него очень важно дистанцироваться от каких бы то ни было интеграционных объединений. В 2013 году Азербайджан вступил в Движение неприсоединения (страны, объединившиеся на принципах неучастия в каких-либо блоках – ред .), которое, конечно, по сравнению со временами холодной войны потеряло часть своего веса, но остается знаковым участником международных отношений.
Азербайджан дистанцируется от НАТО, что не мешает ему развивать отношения с Турцией до уровня стратегической кооперации в военно-политической, военно-технической, академической сферах. При этом, развивая отношения с Россией, Казахстаном, в меньшей степени Беларусью, Азербайджан не вступает в ОДКБ или ЕАЭС.
Эту политику называют «политикой качелей», и мне кажется, что региональная диверсификация – то есть чуть больше, чем быть просто на Кавказе – важна для Баку, особенно после второй карабахской войны. Именно поэтому Азербайджан активизируется.
К слову сказать, его активизация происходит и на других театрах тоже – например, стоит вспомнить трехстороннее сотрудничество Пакистана, Турции и Азербайджана. Пока оно, скорее, сводится к декларации о намерениях, но учитывая турецкие амбиции не только на Ближнем, но и на Среднем Востоке, и в других регионах, включая Афганистан, – это важная завязка.
Следует сделать уточнение: во многих экспертных кругах, в том числе российских, Баку часто воспринимается как вассал, верный оруженосец Анкары. Но это не совсем так.
У Азербайджана, например, более аккуратная и взвешенная позиция в отношении Сирии. Когда в 2015 году был кризис в российско-турецких отношениях из-за сбитого российского самолета, Баку пытался играть роль модератора, а не однозначно встал на сторону Турции.
Можно вспомнить и историю после второй карабахской войны, когда Анкара интенсифицировала обсуждение в странах исламского востока идею признания Турецкой Республики Северного Кипра. Баку очень четко и однозначно дистанцировался от этого. Хорошим примером могут служить и отношения с Израилем, которые у Турции довольно сложные и противоречивые, а у Азербайджана неплохие.
Поэтому считать, что активизация Азербайджана в Центральной Азии связана исключительно с амбициями Анкары неправильно. Но и они, безусловно, играют свою роль.
Кроме того, было бы более правильно рассматривать Центральную Азию в более широком контексте. Баку уже не первый год пытается выстраивать взаимодействие со странами исламского востока, в том числе для поддержки по карабахскому вопросу. То есть укрепление азербайджанских позиций в Центральной Азии проходит в более широком русле активизации Баку на международной арене. Азербайджан – самая сильная экономика на Кавказе, он продолжает стремиться к диверсификации, поэтому расширяет свое присутствие на международной арене.
– Азербайджан также вовлечен в курс на пантюркизм, который популярен и в Центральноазиатском регионе, он даже пытается быть своеобразным лидером этого движения. Почему для Баку это важно и есть ли в этом какие-то вызовы для России?
– Я бы все-таки разделял пантюркизмом и тюркский солидаризм. Пантюркизм все же предполагает доминирование, солидаризм – больше про кооперацию на основании родственных этнических связей.
В тюркском солидаризме Азербайджан по значимости уступает Турции, но он тоже включен в эти процессы. Для Баку крайне важно использовать разные каналы – исламскую идентичность, членство в Организации исламского сотрудничества (хотя Азербайджан продвигает этот трек без фанатизма, это светская страна, которая довольно жестко борется с религиозным экстремизмом), тюркскую идентичность. Баку хочет участвовать в этих процессах если не наравне с Турцией, то точно, как самостоятельная единица.
Что это дает Азербайджану? Дополнительные возможности для академических проектов, для реализации «мягкой силы», для улучшения имиджа, для доступа к экономическим проектам, формирует внешнеполитическую солидарность. Страны Центральной Азии, например, даже члены ОДКБ, не поддержали Армению во время второй карабахской войны, они заняли нейтральную позицию. В том числе благодаря политике «мягкой силы», которую проводит Азербайджан в регионе.
Насколько это опасно для России? До тех пор, пока кооперация осуществляется на уровне культурной солидарности – опасности это не представляет. Если будет поставлена под сомнение лояльность тюркского населения России (а его численность в России весьма значительна) – это будет уже опасно. Но я не думаю, что до этого дойдет. Конечно, многое будет зависеть и от результатов спецоперации на Украине, насколько она будет успешна.
Однако я бы хотел отдельно сказать про такой чувствительный сюжет, как российская миротворческая операция в Нагорном Карабахе. Он связан косвенно и с украинским театром, но имеет самостоятельное значение. В азербайджанском обществе эта операция воспринимается по-разному, есть и негативизм. Власти в этом плане настроены более конструктивно. В любом случае коллизии есть. Они разрешаемы, но видеть их нужно.
– Мы уже неоднократно упомянули сегодня экономические интересы Азербайджана в регионе. Какие экономические проекты сейчас развивает Азербайджан и конкурирует ли он в чем-то с Россией?
– Я не экономист, поэтому отвечу с политэкономической точки зрения. Азербайджан вовлечен во многие энергетические проекты, в том числе он поставляет энергоносители в страны ЕС, что, конечно, не вызывает восторга у России. Но его запасы углеводородов не так велики, чтобы это было критическим вызовом для Москвы.